Часы пробили двенадцать. Ночь. Я, недовольно промычав то-то, переворачиваюсь на другой бок и завораиваюсь в одеяло с головой - сегодня снова холодно. Вчера тоже было холодно. Теперь всегда будет холодно. Пробужденный неприятными мыслями я открываю глаза и всматриваюсь в темноту комнаты, и никакой романтики тут нет: унылый свет фонаря на улице падает из большого окна-лоджии, оранжеым оттенком ложаь на одеяло в ногах.Невольно пожгибаю их и не могу смириться со знанием того, что вчера был конец света. В самом что ни на есть прямом смысле.
На столе утробно тикает заведенный будильник. Надо бы отключить его. Как странно. Вчера я пошел на работу, опоздал на 10 минут, полуил выговор, потом отработал до полудня и пошел есть в нашу столовую. Ненавижу нашу повариху, она, наверное, плюет в еду - так ее не хочется есть. А потом потухло солнце. Тот же эффект, как если бы я подошел и выключил свет. Рубильник вон там, над тумбокой у входа. И кто-то его нажал. И потухло солнце. On - Off. А теперь я просто лежу и размышляю. О чем? О том, что теперь никто не будет загорать на пляже, теперь рыбам не нужны будут глаза, звери привыкнут к темноте. Кроты, может быть, выберутся на поверхность. А я? Я буду ходить с фонариком? Или скоро уеные изобретут какие-нибудь очень-оень сильные уличные фонари, которые будут освещать все улицу. А там, где их не смогут поставиь, наверное потому что жильцы не найдут денег, будут убивать. Ах да, теперь же станет опасней. Везде будет опасно? Наверное.
Я высовываю свой нос из-под одеяла - не хватает воздуха - и иду на кухню, включая кассету. Не хочу слушать радио - опять будут выдвигать гипотезы о том, как можно его снова зажечь.
Наверное теперь много чего изобретут - говорю я сам себе, открывая кран и наливая в чайник воду, - не зря же потухло солнце. А может быть даже изобретут крылья? О да, - я ставлю чайник на плиту и подхожу к зеркалу, рассматривая себя в полный рост - мы будем летать - я развожу руки в сторону и махаю ими, подражая птице - вот так. Когда-нибудь обязательно! - руки обессиленно опускаются, шлепая меня по бокам, - нет. Нам нельзя летать - говорю я своему отражению в одной пижаме, качая головой.
Если мы будем летать, кто тогда будет умирать? Кого укусит гадюка? Загрызет медведь? Кто утонет в море? Нет-нет-нет. Это уж птицам пускай. Да и как летать, когда нету солнца?
Я вспомнил Икара, я вспомнил богов, ангелов и даже феникса. Но так и не нашел ответов на вопросы: а зачем человеку летать?
Впрочем, когда я выпил теплого кофе и снова завалился спать, это было уже не важно. Все полеты остались далеко позади.
Наверное, мы все равно будем жить - подумал я, погружаясь в сон, и подумал, что когда я встану все время будет ночь. Да, наверное теперь много чего изобретут.